Мамы всякие нужны, мамы всякие важны
27 ноября 2022 в 08:14
Наше поколение с раннего детства читали и учили стихотворение А. Барто, в котором воспевались профессии эмансипированных мам.
И никто не знал, как страдало моё самолюбие от того, что моя мама
Евдокия Дмитриевна, – домохозяйка, которая ухаживала за скотиной на подворье, топила печь и готовила пищу. Она и радио слушала тогда, когда раздавался голос Левитана: «От Советского Информбюро…»
Мать замирала, что бы ни делала, прекращала работу и принималась
за неё вновь только тогда, когда прослушает всё сообщение. Газет в доме не было.
Домик наш стоял у самой дороги, и к нам часто заходили незнакомые люди: «Можно погреться?»
И мать всегда разрешит, подаст табурет. И нас учила этому. Мало того, нальёт горячего чаю. Однажды была сильная пурга, ночью с улицы послышался женский крик о помощи. Мать оделась, вышла в темноту, мы, дети, от страха за неё чуть не плачем. А она привела женщину, всю засыпанную снегом да вместе с саночками, на саночках мешок:
Ой, спасибо тебе. Из Никитино я. Ведь я бы замёрзла: уже сил нет, иду из деревни. Кое-какие вещи выменяла на муку.
Мать накормила её горячими щами. Отогрелась женщина, поспала, на рассвете отправилась домой.
Как-то поздно вечером заходит худющий парнишка:
-Я из Саринского детского дома. Мне в Оренбург, в больницу, поезд рано утром идёт. Пустите переночевать. Мне врач наказала, чтобы я предупреждал тех, у кого заночую, что у меня туберкулёз. Я ко многим заходил, как скажу про болезнь, так меня не пускают, а я уже замёрз, сил нет.
И мать опять его кормила, специально для него вскипятила молоко, подбросила в печку дров, а утром проводила на поезд.
Мама каждое утро вставала раньше всех. Затопит печь, приготовит завтрак, затем будит нас, детей; накормит и проводит в школу, а потом кормит и поит скотину; летом – работа на огороде, сенокос и т.д.
К возвращению нашему из школы готов обед; иногда это была простая затируха, но горячая и свежая. Часто с нами приходили наши школьные друзья, и мама обязательно посадит за стол, накормит и их.
Не гнала на улицу, сколько бы детей ни пришло в дом.
До сих пор незабываемы минуты – это уже в послевоенные годы, – когда у нас собирались подруги мои и моей сестры, друзья моих братьев: сидим, решаем задачи или читаем вслух по очереди какое-то программное произведение (книг было мало), и вдруг мама заносит огромную чашку пирожков с яйцами и зелёным луком, ставит на середину стола:
Ну-ка, поешьте!
Отец работал в три смены, так она пока его не проводит на работу, не ляжет спать, если он идёт в ночь.
В годы нашего детства таких мам-домохозяек было много. В трудное военное время дети не чувствовали страха и горя только потому, что матери закрыли доступ в их сердца и горю, и страху. Они понимали, что стоит им пошатнуться, поддаться отчаянию, и дети потеряют волю к жизни, а значит, пропадёт интерес к учёбе и ко всему прекрасному, что есть в жизни. Это я поняла сейчас.
А тогда… хоть я и пользовалась благами, которые создавала наша мама-домохозяйка, мне было больно и обидно, что её жизнь ушла на супы, борщи и каши. Я и мои ровесницы были уверены, что созданы для более высоких идей, что будем жить по-другому. Мы стремились получить образование, стать инженерами, агрономами, учителями и т.д.
Я получила образование, работала на производстве, вступив в партию, выполняла всевозможные поручения. Когда же появилась семья: муж, дети, от борщей и других домашних дел не ушла, но детям столько внимания, сколько моя мама, не уделяла. И теперь испытываю чувство неловкости, что стыдилась матери-домохозяйки. Спустя много лет, почти прожив свою жизнь, я считаю, что мама-домохозяйка для детей всё же лучше. Конечно, может, и нужны, да непременно нужны мамы-лётчики, портнихи и милиционеры, но больше всего нужны мамы—домохозяйки, и государство должно способствовать этому.
Валентина Панова,
пенсионерка.
Наше поколение с раннего детства читали и учили стихотворение А. Барто, в котором воспевались профессии эмансипированных мам.
И никто не знал, как страдало моё самолюбие от того, что моя мама
Евдокия Дмитриевна, – домохозяйка, которая ухаживала за скотиной на подворье, топила печь и готовила пищу. Она и радио слушала тогда, когда раздавался голос Левитана: «От Советского Информбюро…»
Мать замирала, что бы ни делала, прекращала работу и принималась
за неё вновь только тогда, когда прослушает всё сообщение. Газет в доме не было.
Домик наш стоял у самой дороги, и к нам часто заходили незнакомые люди: «Можно погреться?»
И мать всегда разрешит, подаст табурет. И нас учила этому. Мало того, нальёт горячего чаю. Однажды была сильная пурга, ночью с улицы послышался женский крик о помощи. Мать оделась, вышла в темноту, мы, дети, от страха за неё чуть не плачем. А она привела женщину, всю засыпанную снегом да вместе с саночками, на саночках мешок:
Ой, спасибо тебе. Из Никитино я. Ведь я бы замёрзла: уже сил нет, иду из деревни. Кое-какие вещи выменяла на муку.
Мать накормила её горячими щами. Отогрелась женщина, поспала, на рассвете отправилась домой.
Как-то поздно вечером заходит худющий парнишка:
-Я из Саринского детского дома. Мне в Оренбург, в больницу, поезд рано утром идёт. Пустите переночевать. Мне врач наказала, чтобы я предупреждал тех, у кого заночую, что у меня туберкулёз. Я ко многим заходил, как скажу про болезнь, так меня не пускают, а я уже замёрз, сил нет.
И мать опять его кормила, специально для него вскипятила молоко, подбросила в печку дров, а утром проводила на поезд.
Мама каждое утро вставала раньше всех. Затопит печь, приготовит завтрак, затем будит нас, детей; накормит и проводит в школу, а потом кормит и поит скотину; летом – работа на огороде, сенокос и т.д.
К возвращению нашему из школы готов обед; иногда это была простая затируха, но горячая и свежая. Часто с нами приходили наши школьные друзья, и мама обязательно посадит за стол, накормит и их.
Не гнала на улицу, сколько бы детей ни пришло в дом.
До сих пор незабываемы минуты – это уже в послевоенные годы, – когда у нас собирались подруги мои и моей сестры, друзья моих братьев: сидим, решаем задачи или читаем вслух по очереди какое-то программное произведение (книг было мало), и вдруг мама заносит огромную чашку пирожков с яйцами и зелёным луком, ставит на середину стола:
Ну-ка, поешьте!
Отец работал в три смены, так она пока его не проводит на работу, не ляжет спать, если он идёт в ночь.
В годы нашего детства таких мам-домохозяек было много. В трудное военное время дети не чувствовали страха и горя только потому, что матери закрыли доступ в их сердца и горю, и страху. Они понимали, что стоит им пошатнуться, поддаться отчаянию, и дети потеряют волю к жизни, а значит, пропадёт интерес к учёбе и ко всему прекрасному, что есть в жизни. Это я поняла сейчас.
А тогда… хоть я и пользовалась благами, которые создавала наша мама-домохозяйка, мне было больно и обидно, что её жизнь ушла на супы, борщи и каши. Я и мои ровесницы были уверены, что созданы для более высоких идей, что будем жить по-другому. Мы стремились получить образование, стать инженерами, агрономами, учителями и т.д.
Я получила образование, работала на производстве, вступив в партию, выполняла всевозможные поручения. Когда же появилась семья: муж, дети, от борщей и других домашних дел не ушла, но детям столько внимания, сколько моя мама, не уделяла. И теперь испытываю чувство неловкости, что стыдилась матери-домохозяйки. Спустя много лет, почти прожив свою жизнь, я считаю, что мама-домохозяйка для детей всё же лучше. Конечно, может, и нужны, да непременно нужны мамы-лётчики, портнихи и милиционеры, но больше всего нужны мамы—домохозяйки, и государство должно способствовать этому.
Валентина Панова,
пенсионерка.
